Творческая жизнь Алексея Петровича Антропова началась в 1730-е годы -
пору, трудную для русского искусства: мрачное и жестокое правление Анны
Иоанновны никак не способствовало духовному расцвету нации. Воцарение Елизаветы,
дочери великого реформатора - Петра I, оживило надежды на возрождение
национальной культуры, но процесс этот не был быстрым. Поколению Антропова,
художникам середины века, предстояло сыграть переходную и связующую роль между
первыми русскими живописцами европейского толка, "птенцами гнезда Петрова" и
блестящими портретистами конца столетия.
Прадед, дед и отец Антропова были связаны с Оружейной палатой, объединявшей
ремесленные и художественные мастерские; отец служил позже в Канцелярии от
строений, перенявшей многие функции Оружейной палаты, туда же определились и
четверо его сыновей. В 1732 году Антропов стал учеником своего родственника
Андрея Матвеева, учителями его были также и Л. Каравак и, дольше всего
Михаил Захаров, бывший ранее, как и Матвеев, петровским пенсионером. Долгие
годы ученья завершились в 1739 году зачислением в штат Канцелярии от строений
под начало мастера Ивана Вишнякова.
Круг обязанностей живописной команды Канцелярии от строений, объединявшей
основные художественные силы столицы, был необъятным: росписи строящихся
дворцов, соборов и церквей, оформление празднеств, писание декораций,
бесчисленные починки и поправки ветшающего дворцового имущества. Молодой
художник включился в рутинную жизнь команды: в 1742 году имя Антропова
встречается в числе художников, занятых при коронационных торжествах Елизаветы
в Москве; в Петербурге он исполнил картины для триумфальных ворот в Аничковой
слободе; участвовал в росписях плафона в Зимнем дворце и для того же Зимнего
писал иконы; под руководством прославленного декоратора Дж. Валериани работал
в Летнем дворце, в Царском Селе, в Петергофе, Аничковом дворце; под началом
Валериани и Перезинотти изготовлял декорации для Оперного дома. В 1752 году
"живописный подмастерье" получил самостоятельный и почетный заказ: "письмо
икон в куполе и прочих местах нового храма Андрея Первозванного", только что
построенного в Киеве архитектором И. Мичуриным по проекту В. Растрелли. В
росписях Андреевского собора Антропов предстает зрелым мастером: композиции,
носящие следы воздействия барочного стиля и обнаруживающие знакомство с
украинской гравюрой, впечатляют великолепием декора и органичной связью с
архитектурой. Наиболее значительна среди них монументальная "Тайная вечеря" -
запрестольный алтарный образ, авторство которого местная легенда впоследствии
приписывала самому Леонардо да Винчи.
Из Киева художник отправился в Москву, где с "командою" написал два плафона
для Головинского дворца на Яузе. В Москве же состоялось его знакомство с
известным меценатом И. И. Шуваловым, куратором созданного в 1755 году
Московского университета. Ценя дарование Антропова, Шувалов пригласил его в
профессора предполагаемого факультета искусства, а до его создания художник
зачислялся в университет на должность "живописного мастера". Однако не находя
в Москве постоянного занятия, Антропов вернулся в Петербург. После опыта
самостоятельной работы служба в живописной команде более не казалась ему
привлекательной; с помощью Шувалова Антропов смог получить место надзирателя
за живописцами и иконописцами при Синоде, с обязательством взять учеников и
"обучать их нескрыто искустному живописному, иконописному и финифтяному
мастерству". В его доме поселились два ученика-украинца, один из них -
Дмитрий Левицкий. Начался второй творческий период Антропова, связанный с
Петербургом и посвященный главному делу его жизни - портретам.
Ранее, в Москве и Киеве, Антропов написал несколько портретов императрицы
Елизаветы, великого князя Петра Федоровича и его жены Екатерины Алексеевны, но
они были лишь копиями с оригиналов Каравака и Гроота. По приезде в Петербург он
обнаружил, как сильно продвинулись его коллеги в живописном мастерстве и какую
благотворную роль в этом сыграл приезд в Россию двух европейских художников -
итальянца П. Ротари и француза Л. Токе. И Антропов снова стал учеником: два года
он, как писал позже, "для распространения наилучшего искусства самоизвольно
находился на своем коште при знатном художнике Ротарии". В свою очередь, Ротари
считал Антропова лучшим русским живописцем. Тот часто копировал работы учителя
и, вероятно, иногда одновременно писал ту же модель, внося в работу
самостоятельность почерка и видения - рокайльное лукавство женских головок,
писанных Ротари, приобретало у него оттенок скромного целомудрия, а изысканная
пепельная гамма становилась более цветной и полнокровной.
Портрет А. М. Измайловой (1759, ГТГ) обладает всеми чертами сложившегося стиля.
Погрудное изображение пожилой придворной дамы статично (позже художник нередко
прибегал к особому композиционному приему, окутывая портретируемых плащом, что
еще более обобщало форму), внимание сосредоточенно на немолодом обрюзгшем лице
бывшей красавицы, написанном объективно и беспристрастно - не скрыты ни следы
безжалостного времени, ни живой и проницательный взгляд, ни недюжинная
индивидуальность. Это образ, полный внутренней силы и ясности; художник не умеет
передать душевного движения, но способен показать жизненную определенность
характера. Архаичность композиции искупается разнообразной и уверенной манерой
письма и звучанием интенсивного, хорошо сгармонизированного цвета.
Той же незаурядностью характеров при традиционной композиции отмечены и
портреты духовных лиц, которых Антропов, будучи связанным с Синодом, написал
немало. На одном из лучших - петербургский архиепископ Сильвестр Кулябка (1760,
ГРМ), ярый враг Ломоносова, предстает личностью сильной, властной, способной,
по словам современника, "обнаруживать свой гнев самым жарким, ярким,
язвительным гласом".
Честность в отношении к модели Антропов сохранял и в парадном портрете -
изображение Петра III (1762, ГРМ), по замыслу художника, далеко от гротеска, но
нелепость длинноногой фигурки с круглым животом и глуповатым лицом вступает в
разоблачительный контраст с пышностью регалий, торжественностью архитектуры и
баталией, разворачивающейся в глубине.
Персонажи антроповских портретов не отличаются духовной сложностью и
противоречивостью, и написаны они без утонченной изощренности. Более чем с
европейскими живописцами, художник ощущал свое родство с русской и украинской
парсуной, несомненно повлиявшей на лапидарность композиции и сочность колорита
его картин. Он остался верным своей манере и тогда, когда рядом уже работали
младшие его современники - Ф. Рокотов и Д. Левицкий. Антропов вошел в историю
русской живописи мастером, с чьим именем связано возникновение камерного
небольшого портрета, написанного с ясной убедительностью, проникнутого живым
интересом к человеку и трезвым отношением к модели и жизни.
Н. Борисовская
Литература.
Сахарова И. "А. П. Антропов", М., 1974.
