Экспонированное на первой выставке "Бубновый валет" (1910) огромное полотно
Ильи Ивановича Машкова "Автопортрет и портрет Петра Кончаловского"
ошеломило многих. В полуобнаженных фигурах музицирующих силачей с грубо
размалеванными телами и шаровидными бицепсами присутствовала та доза эпатажа, к
каковой русская публика в ту пору еще не привыкла. Картина и была задумана как
манифест нового подхода, предлагаемого новым выставочным сообществом.
Скандальная слава вообще сопутствовала молодому Машкову - азартному и
предприимчивому самородку, набравшемуся жизненного опыта "в людях" (работая в
лавках у торговцев), прошедшему "университеты" в европейских музеях, но
изгнанному в 1909 году из стен Московского училища живописи, ваяния и
зодчества (МУЖВЗ). Впрочем, еще обучаясь, Машков с большим успехом учил сам -
его студия (1904-1917; в 1925 преобразована в Центральную студию
Ассоциации художников революционной России (АХРР)) была самой дорогой и
одновременно самой посещаемой в Москве. Поразив зрителей и критиков "варварским"
напором своей живописи на выставках "Золотого руна" и "Салона Издебского"
(1909-1910), Машков нашел свое место среди художников, составивших общество
"Бубновый валет"
(П. П. Кончаловский,
А. В. Лентулов и др.). "Валеты" утверждали
материальность мира и "низкого" предмета; щедрость и мажорность машковской
палитры, изобильность его натюрмортных постановок оказались созвучны программе
объединения. В стремлении вернуть искусство "с небес на землю" художники этого
круга ориентировались на "ремесло" - уличную вывеску, поднос, лубок. Машкову
такое ремесло было родным с детства, и примитивизм его натюрмортов и портретов
- самый простодушный и подлинный ("Ягоды на фоне красного подноса", "Натюрморт
с ананасом", оба 1908; "Портрет мальчика в расписной рубашке", 1909;
"Автопортрет", "Портрет дамы с фазанами", оба 1911, и др.).
Яркое начало стало одновременно "звездным часом" художника - к середине
1910-х годов его живопись утрачивает дерзкую стихийность, зато возникает вкус к
фактуре вещей, и сами эти вещи делаются "избранными", драгоценными. Гиперболизм
являет себя уже не только в масштабе полотен, не только в "богатырстве" плодов
и грузности женских тел, но и в антикварном богатстве натюрмортных и интерьерных
сюжетов ("Натюрморт с парчой", 1914; "Натюрморт с фарфоровыми фигурками", 1922,
и др.). Пристрастие к материальному миру, естественно, приводит Машкова в
классический лагерь: в 1920-е годы, в ситуации противостояния "левых" и
традиционалистов, он оказывается среди последних и, в отличие от
друзей-"валетов", организовавших в 1928 году Общество московских художников,
связывает свою судьбу с АХРР. В тематической программе АХРР существовала
установка на одическое прославление прекрасного настоящего, куда вписывались
съестные "апофеозы" художника ("Хлебы", "Снедь московская. Мясо, дичь", обе
1924). Академический идеал советской живописи выглядит сбывшимся в его
натюрмортах 1930-х годов. ("Ананасы и бананы", 1938; "Клубника и белый кувшин",
1943). Но слишком многое из созданного им в поздний период - ниже его
возможностей, и, видимо чувствуя это, с середины 1930-х он подолгу живет в
родной станице, уклоняясь от участия в общественной и художественной жизни
столицы.
Новое, триумфальное открытие живописи Машкова случится позднее, в связи с общим
интересом к искусству 1910-х годов. И в сознании потомков он останется одним из
самых ярких художников того времени.
Ельшевская Г. В.
Литература.
1. Перельман В. Н. "Илья Машков". М., 1957.
2. "Илья Иванович Машков. Альбом". М., 1961.
3. Алленов М. М. "Илья Иванович Машков". Л., 1973.
4. Машков И. Избранные произведения. М., 1984.
